В одном из выступлений на TED выступающий рассказал следующую историю. Как-то на одном из феминистических собраний, которые он посещал будучи студентом, темнокожая женщина спросила у светлокожей: «Что ты видишь, когда утром смотришь в зеркало?».
«Я вижу женщину», — ответила та…
«А когда я смотрю утром в зеркало, то вижу черную женщину», — сказала ее собеседница. Тогда единственный присутствующий на собрании мужчина смущенно признался: «Когда я смотрю утром в зеркало, то вижу человека».
Выходит, черный цвет кожи, как и женский пол — видимы! В свою очередь, невидимость — привилегия, которую не замечают те, кто ею обладает, но отсутствие которой постоянно испытывают на себе все остальные.
Обычно нас не беспокоят те наши черты, которые считаются в социуме универсальными и обезличенными.
Эта идея предлагается для анализа многих явлений, в том числе языкового. Проблема в том, что украинский язык на большей территории Украины является «видимым»! То есть, говорить на украинском языке — это значит не пользоваться всем понятным и очевидным языком для коммуникации со своими соотечественниками.
Это значит демонстрировать свою мировоззренческую позицию, политические и идеологические убеждения, откуда ты родом, свой социальный статус, наконец, напрашиваться на вопрос «Вы со Львова?».
Это значит носить на себе языковое клеймо, которое иногда мозолит окружающим глаза настолько, что хочется любым способом его скрыть, например, надев русскоязычный плащ-невидимку.
Язык, в отличие от пола или цвета кожи, проще поменять. Тем более в двуязычной стране. И много украинцев этой возможностью пользуются. Приезжая, например, в крупные города Центра и Востока, они, для психологического комфорта, прячутся за этой привилегией невидимости, переходя на русский язык. Зачастую так же поступают и коренные украиноязычные жители.
Многие вообще говорят на украинском только дома, только со своими, «проверенными» людьми. С незнакомым человеком стандартно начинают разговор на русском, а потом — если окажется, что он(она) украиноязычен, — облегченно переходят на родной. «Можно говорить на украинском» — как то услышала я, такой себе, некий сигнал, мол здесь «все свои» и не надо подстраиваться под базовый русский язык, а можно спокойно говорить на своем.
В Киеве подобное происходит повсюду. «Зачекай, зараз вже йдемо», — обращается женщина к своему ребенку на кассе супермаркета. А потом ко мне: «Девушка, вы перчатки уронили».
В русскоязычном обществе появляется русскоязычный человек, и все сразу, не сговариваясь, усердно переходят на русский.
Мы с подругой разговариваем на украинском, она спрашивает что-то у прохожего, при этом машинально переходит на русский, затем вновь возвращается к разговору со мной на украинском.
Таких примеров можно привести множество. Получается, что украинцы приспосабливаются, как хамелеоны, которые меняют свою окраску в зависимости от среды, чтобы слиться с этой средой ради собственной безопасности. Проблема в том, что на большей территории Украины эта безопасная среда явно не украиноязычная!
И не удивительно. Русский язык — это язык власти, язык самых богатых и влиятельных людей нашей страны, которые, только оказавшись на высших государственных должностях, вынужденно переходят на украинский (впрочем, он и сидит то на них, как одежда с чужого плеча), это язык консультантов в дорогих магазинах, язык развлекательных шоу на телевидении, модных журналов и популярных блогеров.
А украинский — это язык продавщиц на рынке, язык смешных идеалистов-патриотов в вышиванках, язык некорректных гугл-переводов новостных лент с базовой, «универсальной» российской! Язык скучного официоза, язык расстрелянных поэтов и замученных голодом крестьян. Естественно, что второй категории пока еще трудно конкурировать с первой.
«Невидимость» русского языка также и в том, что на нем у нас до сих пор снимаются сериалы, фильмы и шоу на «жизненную» тематику, а на украинском — всевозможные исторические и патриотические рефлексии. Русский «по умолчанию» выбирают для своего сайта, блога, бизнеса, тренинга, различного рода развлекательных мероприятий как русскоязычные, так и украиноязычные. Если же выбор падает на украинский, то это уже выбор идеологический, ангажированный, громко заявляющий о себе.
Поэтому любой настойчивый запрос на украиноязычные услуги воспринимается как избыточность, националистическая прихоть, проявление нетерпимости к очевидности…
Украиноязычное часто ассоциируется с чем-то показательно украинским, как вышиванка, которую надевают в основном для демонстрации своей украинскости, но потом всегда переодеваются в нейтральную повседневную одежду.
Русскому языку принято предоставлять статус универсального, наднационального в противовес локального и зашоренного украинского. Русский язык делают «невидимым», искусно освобождая его от всех имперских утяжелителей и исторических наслоений.
Как будто русскоязычные — такие себе либералы-космополиты, а украиноязычные — сплошь зацикленные на себе националисты, отгораживающиеся от культурного богатства, которое несет всем нам русский язык.
Таким образом, в коварную ловушку этих убеждений загоняют украиноязычных интеллектуалов, манипулируя их стремлением к либерализму, демократии и толерантности. В итоге, уже украиноязычные бросаются защищать русскоязычных, да еще с таким жаром, как будто это не они лишены возможности найти в столице украиноязычные курсы по вождению авто или программированию, а именно русскоязычные стали жертвами «языкового геноцида», который проводится исключительно с экранов российского ТВ.
Обычно люди острее чувствуют потерю или угрозу потери того, что уже есть, чем отсутствие того, чего никогда не было. Страх некоторых ярых русскоязычных перед любыми украинизаторскими потугами — это страх проснуться однажды и увидеть в зеркале не «универсального человека», не представителя большой всеобщей культуры, а условную «черную женщину», то есть видимое русскоязычное клеймо на своем лбу.
Словом, почувствовать на себе то, что украиноязычные испытывают постоянно и уже настолько срослись с этой ролью, что она почти что стала частью национального менталитета.
Находиться в зоне невидимости — это все равно, что ходить в удобных, хорошо растоптанных ботинках, не замечая их, а не в туфлях на высоких каблуках, которые с каждым шагом все более сковывают стопу, ограничивая движения и создавая дискомфорт.
Кстати, сейчас женщины все чаще отказываются от повседневной носки каблуков, борясь за комфортную «невидимость»! Она заключается в приобретении статуса того «универсального человека», которого можно лицезреть по утрам, да и не только, в зеркале…
Естественно, что борьба украиноязычных за статус невидимости и универсальности украинского языка в Украине неизбежно затрагивает зону комфорта русскоязычных, подсаживает универсальный статус русского, тем самым вызывая ответную защитную реакцию.
Но ярым защитникам русского языка не следует придавать этой реакции манипулятивных форм, узурпируя универсальность, плюрализм, толерантность, права человека и другие ценности современного цивилизованного общества.
Ведь, на самом деле, языковой спор — это противопоставление не «пещерного национализма» и прогрессивного либерализма, а всего лишь двух зон комфорта, в значительной мере взаимоисключающих друг друга.
Борьба за языковой статус-кво — это борьба за русскоязычную зону комфорта, а попытки его нарушить — борьба за украиноязычный. При этом, тем, кто имеет преимущество невидимости, легко и выгодно не замечать этого противостояния.
Продуктивная языковая дискуссия возможна лишь тогда, когда защитники украинского языка не будут оставаться в пределах роли, навязанной некоторыми защитниками русского (а украинцы вообще часто вынуждены смотреть на себя через российские интерпретации), не будем давать им узурпировать те современные ценности, а во всеуслышание заявим, что наш язык и мы сами находимся в пределах этих ценностей, и очень даже способствуем их утверждению!
Каждый имеет право на комфортную невидимость у себя дома, а наш язык, как известно, является «домом бытия нашего».
Перевод с украинского — В.Журенков.