Ленинградец Леонид Федоров, освобождая Украину, встретил здесь свою любовь и остался жить на этой многострадальной, но такой родной, земле.
— Девушка перед свадьбой поставила мне условие, что когда подрастут наши дети, мы переедем жить на ее родину. Так я и стал украинцем, — говорит 92-летний ветеран. Он родился 10 октября 1922 под Ленинградом в многодетной рабочей семье.
— Нас в семье было пятеро детей. Окончил семилетку, поступил в промышленно-музыкальный техникум. В 1939 году на третьем курсе группу учащихся направили в Ленинградское военно-инженерное училище.
После окончания училища в апреле 1941 года, меня, как комсомольца, направили в Прибалтийский военный округ — в 28-ю танковую дивизию, которой командовал наш земляк, а впоследствии прославленный полководец, Черняховский.
— По-прибытии в полк, комполка майор Гречко мне заявил: «В саперной роте нет ни одного офицера, лейтенант Федоров, принимайте командование». Так я и стал командиром саперной роты 56-го танкового полка.
«Пешие» танкисты
— Мы были рассредоточены в 20-ти километрах севернее Шауляя. Где-то 18 или 19 июня 1941 нас подняли по боевой тревоге! Был получен приказ тайно двигаться к литовско-польской границе. День 22 июня я помню очень хорошо. Части дивизии подойти к границе не успели и находились на марше. Рано утром в 4-20 по дивизии был нанесен массированный авиационный и артиллерийский удар. Тогда же утром, во время артобстрела и авианалета, я увидел первых убитых и раненых.
Мы сразу поняли, что это война. Полк получил приказ отходить на Ригу, а я со своей ротой минировал дороги. В Риге был получен приказ заминировать мост через Даугаву. Только приступили к минированию, как с той стороны реки по нам ударил пулемет. Три солдата моей роты были убиты. Место, где находился пулемет, тут же накрыли наши снаряды. Свою задачу мы выполнили, но взрывы так и не произвели, поскольку наши войска отходили неорганизованно и никто не знал, когда все выйдут.
В дивизии были легкие танки Т-26 и БТ — маневренные, но со слабой броней, оснащенные бензиновыми двигателями. Я видел, когда их подбивали — они вспыхивали, словно факелы, а экипажи в большинстве случаев сгорали. Так мы и отступали: с боями, местами переходя в контратаки, через Псков на Великий Новгород.
14 августа заняли оборону на западной окраине Новгорода, как пехотная дивизия — в то время из более чем трех сотен танков на всю дивизию оставалось всего семь, остальные были подбиты и сгорели, — вспоминает фронтовик.
Так танковая дивизия из оставшихся в живых 1500 бойцов, стала «пешею»…
В боях за Новгород молодой командир впервые со своей ротой участвовал в атаке, а затем защищал Новгородский Кремль, прикрывая отход наших войск за Волхов. Тогда только с 14 до 17 августа 1941 года в тяжелых оборонительных боях дивизия потеряла до двух третей личного состава.
— Немцы упорно наседали, бросая в бой свежие силы. Город горел, но фашистов мы там тоже изрядно потрепали. Однажды уничтожили целую вражескую колонну. Затем получили приказ отойти на другую сторону реки Волхов.
Там мы оказались в окружении. Командир дивизии полковник Черняховский принял решение остановить противника и выйти из окружения.
Мы начали прорываться. Много наших солдат погибло в той атаке. Меня тогда тяжело ранило. Как сейчас помню: когда мы шли в атаку, комдив Черняховский стоял в полный рост под огнем на высотке правее от нас — так он поддерживал атакующих. Когда я бываю в Умани — подолгу стою у его памятника и плачу…
Тогда атака противника была сорвана и дивизия стала отходить. Леонид Федоров был тяжело ранен в ногу и не мог ходить.
— Дивизия уходила дальше — в прорыв, а я остался на поле боя. Черняховский отдал приказ оставить раненых в церкви под флагом Красного Креста, но мой старшина роты заявил, что своего командира бойцы не оставят, а будут нести на руках. Меня положили на самодельные носилки и тащили по очереди сменяя друг друга. Когда добрались к реке — нас увидел враг и открыл огонь.
Товарищи были вынуждены оставить меня в ближайших кустах. Немцы меня не заметили, и я решил плыть на другой берег реки. Мне это удалось. Перед тем, как плыть, сбросил с себя всю тяжелую верхнюю одежду. Так и добирался до берега — нагишом и с револьвером.
На берегу встретил двух солдат из нашего полка. Я сначала подумал, что это фашисты и заглянул в барабан револьвера, а там — всего три патрона. Ну, думаю, два патрона — врагам, а последний — себе. Но нет, присмотрелся — это свои!
Ребята были то ли таджиками, то ли узбеками, они меня подхватили и понесли. По дороге, у местного лесника, обзавелись картофелем, все вместе перекусили и скорее — дальше.
Добрались до трассы. Это была хорошая шоссейная дорога, но там уже вовсю хозяйничали немцы и было опасно. Пришлось заночевать прямо в лесу, Утром услышали, что по лесной дороге едет машина. Послал одного из солдат на разведку, и тот доложил, что это бронеавтомобиль с моего полка заблудился. Пересели на транспорт.
Я принимаю решение: дождаться вечера и затем на большой скорости пересечь крупный населенный пункт, занятый противником. Вот так мы вышли из окружения и прорвались к своим — немцы тогда так ничего и не успели предпринять, а открыли по нам огонь лишь вдогонку.
Дальше — лечение в Иванове, в Горьком …
После выздоровления меня три месяца проверяли «особисты», а когда все обстоятельства моего нахождения в окружении стали ясны — дали назначение в 11-ю штурмовую инженерно-саперную бригаду.
Судьба
— К весны 1943 г.. наметился коренной перелом в Великой отечественной войне. Красная Армия наступала и командование приступило к формирование штурмовых инженерно-саперных бригад резерва Верховного Главнокомандующего.
Бойцы специальных инженерно-саперных частей и подразделений были подготовлены для прорыва сильно укрепленных оборонительных позиций противника. Эти уникальные спецчасти называли «инженерным спецназом» или «спецназом Сталина».
Наши бойцы всегда находились на передовой линии советских войск. Они решительно наступали на оборонные укрепления неприятеля и буквально проламывали вражескую оборону для следующих за нами войск. Достаточно Сказать, что уже к концу 1943 г. «инженерный спецназ» потерял около 50 процентов своего первоначального состава.
— Это было лето 1943 года. Я сначала попал в разведывательный отдел, а через два месяца пошел к командиру бригады: «Товарищ командир, я не штабист и штабной работы не знаю».
Направили заместителем командира 55-го штурмового инженерно-саперного батальона. Летом 1943 г.. Началось наше контрнаступление на Курской дуге и освобождение Украины.
Было много боев, рассказывать об этом можно долго. Участвовал в освобождении Харькова. Тогда мы дважды наступали и дважды отступали…
В ходе боев за Украину выполняли обычную работу — минирование, разминирование, штурмовали вражеские укрепления, проводили подготовку к дальнейшему наступлению войск …
Особенно запомнилось форсирование Днепра в октябре 1943 года.
Я тогда был командиром 55-го штурмового инженерно-саперного батальона. Комбата ранило и меня, безусого лейтенанта, назначили на его место. Тогда мне исполнился 21 год. Понятно, что опыта — никакого! Всему приходилось учиться на ходу.
Командир 333-й стрелковой дивизии, с которой мы взаимодействовали, сказал мне по секрету, что дивизия готовится к форсированию Днепра. Комдив поставил задачу и дал усиление 45-миллиметровыми пушками.
Ночью, южнее Днепропетровска мы начали переправу. Бойцов батальона, а это три сотни человек, погрузили в баржу, а сами с замполитом залезли в катер.
На середине реки нас осветило ракетой! Противник начал сильный пулеметный обстрел. Днепр в этих местах широкий, так что быстро его не переплыть! Мы продолжили переправу под пулями.
Когда баржу удалось развернуть к берегу, батальон сразу высыпал на сушу и тут же вступил в бой. Затем мы попали под минометный обстрел. Командуя обороной, я вновь был ранен. Сначала ничего не понял, а потом увидел струящуюся кровь и то, как рука повисла плетью.
Несмотря на ранение, Леонид Михайлович не покинул своего поста, продолжая воевать. На третий день началось воспаление.
— Пришлось передать командование батальоном своему заму. Отвезли меня в госпиталь, который находился в Купянске, что на Харьковщине.Там уже было много бойцов из нашего батальона.
У меня началось заражение крови и врачи хотели ампутировать руку, но я не позволил и, слава Богу, излечился ..
В госпитале за мной ухаживала медсестра с Украины: красивая и нежная девушка с длинными черными волосами.
Когда мы познакомились, моей Евгении Алексеевне было 17 лет. Потом долго-долго переписывались, а уж после Победы сыграли свадьбу! Бок о бок прошли по жизни 57 лет …
После окончания лечения Леонид Федоров получил вердикт «Для службы в армии годен ограниченно» и назначение на Карельский фронт.
В 1944 году получил возможность съездить под Ленинград, чтобы проведать мать.
— Оказывается, в 1941 году, когда под Новгородом меня впервые ранило, моя мама получила сообщение, что я пропал без вести. Письма, которые я ей присылал, до адресата не доходили. Вы только представьте: вот подхожу я к дому и вижу, что она сидит и что-то шьет у окна … Зашел, страшно волнуясь, говорю: «А нельзя ли у вас переночевать?»…
Сразу то она меня и не узнала, а потом вдруг замерла и так удивленно стала всматриваться, как будто призрака увидела. Что уж там говорить, считай, с того света вернулся…
Автор – Геннадий Сноз
(Редактура – В. Журенков)